ISSN 1818-7447

об авторе

Наталья Осипова родилась в 1958 году. По образованию психолог. В середине 1980-х — хозяйка домашнего литературного салона, где выступали ведущие авторы неподцензурной литературы (Вс.Некрасов, Л.Рубинштейн и многие другие). Автор книги «Несколько рассказов и стихотворений» (2001), публикаций в альманахе «Авторник», антологии «Время «Ч»» и др. В TextOnly опубликована подборка стихотворений (№2).

Новая карта русской литературы

Предложный падеж

Илья Кукулин о прозе Сергея Круглова ; Наталья Осипова о стихах Ксении Букша

Наталья Осипова

Утопия? Ксения Букша. Шарманка — Мясорубка. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018.

Красная революционная обложка, название с оттенком кухонного садизма, примечательная свобода от единой гендерной идентичности авторского персонажа, как и от всякого стилистического единства.

В первом же стихотворении улавливается вся эсхатологическая природа революций, коренящаяся, как положено, в тесном соприсутствии несовместного:

и верю я и верит море,

которое плетёт те золотые силы

и тянет так, что высится и высит

<...>

в зигзагах солнца, брызгах и лучах

а закрываю медленно глаза

там снег идёт и дует над горой

и говорят по радио со мной

о жизни вечной

По радио о жизни вечной говорят, скорее всего, в специальных религиозных программах. Звучит это, в присущем стихотворению контексте глубинного противостояния женского и мужского, несколько иронически. Но ирония лишь чуть смягчает увесистую серьёзность затронутой темы.

Второе стихотворение тоже о смерти, соприсутствие несовместного отзывается резким цветовым контрастом:

Куда-то смерть красна

Куда-то смерть черна

А здесь она бела

Как ангел, три угла

Как дым над тёплым ручейком

Березовым, зола

<...>

Кому-то это смерть

А мы взойдём наверх

Мы дым взойдём наверх

Важная для эсхатологии революционного сознания утопия преодоления мучительного противоречия посредством гибели и воскресения упрямо обозначена и сразу обесценена.

Собственно о революции, вернее, о большевиках в книге есть стихотворение, неожиданно ботаническое:

А я боюсь, к примеру, тоже

борщевиков.

Такие пакостные рожи

у них, большевиков!

Он свистнет жирной струйкой яда

под солнцем тьмы.

Его все кости полны ада,

и смерть дудят они.

По-видимому, со смертью и болезнью ассоциируется не только большевистская революция, но и все, что связано с альтруизмом:

на столбе на площади Мужества, объявление:

вы страдаете? Мы поможем вам! Позвоните

<...>

позвоните нам! мы поможем вам, вы страдаете

нас зовут алексей, нас зовут евгения

<...>

алексей на погосте, евгения в наблюдательной

острого отделения

Скептическая интерпретация совести как болезни встречается и далее:

Нет не надо меня выгораживать, охраняя мой сон и покой. И не надо меня прихорашивать — это я все наделал такой. <...> Холокост и теракты в Америке, геноцид всех народов Земли… Доктор, зря Вы мне, доктор, не верите, крепче руки свяжите мои!

Авторский персонаж стихотворения — мужской. Встречается он нередко, появляется в третьем стихотворении от начала книги и присутствует в дальнейшем наряду с женским авторским персонажем. При появлении его возникает тембровый контраст.

однажды утром я проснулся

а все кругом поют

я слышу хоры разговоры

великолепно и вничью

внимаю медленному басу

с дрожащим тенором внутри

мне слышно всё и слышно сразу

что больше нравится, бери

и сколько хочешь повтори

Фольклорная аллюзия, обрывок детской считалки, служит как бы контрапунктом. И вслед за этим завязывается интрига мужского авторского персонажа, которая далее разворачивается: поначалу мужской авторский персонаж очень сонный, затем он существует в сослагательном плане: «представь себе, что весел я».

Женский авторский персонаж присутствует в книге замеченным как бы со стороны:

Давно уже тебя не звали

никак родители

открытый двор

открытый рынок

и ты веселая и злая

и пестрая и грязная бежишь

— или угадывается за конструкциями в третьем лице:

на самом дне, у самого порога

моря

лежат подруги в рваных куртках, курят

<...>

они молчат глазами держат

далёкий ободочек горизонта

со дна приподнимают небосвод

Мужской же персонаж от стихотворения к стихотворению продолжает своё сонное путешествие вокруг смерти:

Мне снилось, что я инженер,

Но всё я клонился и спал,

<...>

Пришёл я за счастьем

когда уходил

съезжал по

перилам

во тьму

Из всех перипетий этого скитания и мерцания одно важное обстоятельство снова оказывается отмечено фольклорным, частушечным мотивом — речь идёт о невозможности родиться:

Царь хотел пожать мне руку

Только нечего пожать

Тогда царь велел кому-то

Запретил меня рожать

<...>

Я с протянутой рукою

Перевёрнутый стою

Горы бродят мою спину

Камни дышат грудь мою

Как ни странно, в этом стихотворении есть неожиданное ощущение властного покоя и равновесия, несмотря на мятежное переворачивание властных отношений и необъятное расширение авторского персонажа. Утопия?

Последнее стихотворение в книге, кажется, об этом застывшем, неизреченном состоянии:

однажды видел я картину

как называлась? — просто так.

и у меня к ней слова нет.

И у меня к ней нет лица

одна картина мне всегда видна

одной картины вечный житель я

как только нет меня

ты знаешь где искать:

в одной, но не могу её сложить

в той самой,

не могу назвать

Если в поэтической книге есть стихи о большевистской революции, то с большой вероятностью должны в ней быть стихи о Родине и Боге. И действительно:

нет не отдам свою страну

которую обнимаю когда сплю

никому

пусть приходят страну изымать

или думают — мне уже не назвать

но я страну обниму

понюхаю свалявшийся мех

(уронил в грязь, потом надушил)

И под одеяло, от всех

Стихотворение написано с позиции мужского авторского персонажа и отличается исключительным, сродни пародийному, сокращением дистанции между общественным и личным. Но если вспомнить сложившееся в классической традиции понимание гражданского долга, то это были несомненно отношения власти и подчинения, то есть нечто вполне противоположное провозглашенному в стихотворении слиянию. Таким образом, мы опять встречаемся с мятежным стремлением к переворачиванию властных отношений.

Двойственное отношение к ценностям сквозит и в этом замечательном стихотворении:

нёс и думал: если уроню

все случиться может (даже это)

но роняя все-таки не сплю

и на место ставлю подогретое

нёс и думал: если не сломать

значит, не случится (очень верю)

я пронёс сквозь запертые двери

вынес я, но некому отдать

И значит, уповать остаётся лишь на божественный разум:

Если б не ум, право бы я / не вынес — сгиб.

Верно бы я / умер (не всем).

Сгинул бы я / навек во тьму, / кабы не ум, не знаю чей.

Свеча моя: / прилежно жить. Скусить конец. Выкроить миг.

Только тот ум. Господи, Твой!

Аминь.