ISSN 1818-7447

об авторе

Виктор Iванiв родился в 1977 году, живет в Новосибирске. Окончил филологический факультет Новосибирского государственного университета. Печатался в журналах и альманахах «Черновик», «Вавилон», «Стетоскоп», «Воздух», сборниках «Время Ч», «Черным по белому», антологии «Нестоличная литература». Шорт-лист премии «Дебют» в номинации «Короткая проза» (2002), Отметина имени Давида Бурлюка Академии Зауми (2003).

Страница на сайте «Вавилон».

Предложный падеж

Виктор Iванiв о прозе Леонида Шевченко ; Анастасия Афанасьева о книге стихов Екатерины Боярских ; Наталья Горбаневская о книге стихов Ольги Мартыновой

Виктор Iванiв

«Стережёт своих костей теремок»

Бывает так, что видишь человека единственный раз в жизни, а затем заговариваешь о нем, и на середине разговора выясняется, что ты огульно ругаешь мертвого, и твой собеседник, схвативший тебя за руку, снимает за тебя эту бесхарактерную тряпичную твою руку  с заведенной было пластинки.

Я запомнил только очертания фигуры Леонида Шевченко, и они теряются в подмосковном октябрьском сумраке, сравниваясь с фотокарточкой. Но его жест остается со мной, он словно бы делает угрожающий шаг в мою сторону, в резкой манере оборвав разговор. Разговор о его книге стихов, я самоуверенно проборматываю начало фразы: «Хайдеггер говорил, что телевизор привел Историю в наши квартиры», и замолкаю, не в состоянии додумать чужую мысль. «И всё?» — обрывает меня он и отворачивается. В его книге «РОК» останется только подпись автографа. Сегодня я договариваю про себя: «эта книга рассказывает историю настоящего Большого телевизора».

В детстве мне казалось, что смерть передается при чтении самого этого слова. И сейчас еще я ловлю себя на мысли, что нарочно задвигаю книгу Шевченко с автографом как можно глубже, на дальнюю полку. От нее нарывает сердце.

Примерно с такими мыслями я садился читать посмертное собрание прозы Шевченко — «Русскую книгу мертвых» или «РКМ». Пропуская мимо ушей «неудачное», как и в книге «РОК», название, я начинаю читать то, что первоначально кажется собранием школьного фольклора о «черной-черной комнате» или «красной руке» со смехотворным сюжетоположением. И я вдруг ловлю себя на мысли, что загадочно улыбаюсь  чему-то, впервые осознав, что хорошо быть живым.  Но эта показная веселость сменяется опасением, что  читающий эту книгу шепчет слова собственной смерти.

И блестящий рассказ «Где ты был всю эту неделю» впервые обнажает белые зубы человека, который пляшет голый с перевернутым черепом на голове и смотрится в зеркало. Матричный сюжет этой книги прост, но от накопления историй, в которых обязательно случается смерть персонажа (перемена судьбы) , за которым остается право на вторую жизнь — за счет друга («Счастливый труп»), встречу с женщиной — с накладной косой, пересечение черты. Мир живых словно глядится в зеркало озера и видит себя вверх ногами, но осознает, что голова уже повита корнями на дне.

Обратное и возвратное течение этой жизни, в которой находишь торчащий из сугроба югославский сапог, «Луна-Парк» и прочие забытые детали, — как подмечает автор в другом месте — «родное лицо, которого не упомнишь», вдруг выныривает ожившей и заколдованной чужой жизнью — восьмидесятых, девяностых, которые я по возрасту просидел в тепле и только боялся, либо счастливо валялся пьяным в лесу, вместо того чтобы читать учебник «Старославянского языка» Хабургаева (шевченковского Ивана Петровича Белкина — автора «РКМ» — зовут Захар Хабургаев).  И слабая, едва различимая фотография автора уже Реального вдруг оживает и обретает настоящую жизнь, словно Пульчинелла действительно убил Смерть в драке.

То же время безмятежного валяния в лесу в девяностые так и остается лишь веселым посулом о том, что «хорошо быть живым», с распоротой надвое завесой ночи и пляской веселого ужаса.