Военно-полевой роман
этим утром пробросило дождь.
на стоянке у театра
некий додж
и некая, кажется, татра
габариты включили
и после не выключали.
так стояли напротив друг друга,
молчали,
как в конце и в начале
молчат познакомившиеся ночами.
а потом перестало.
отпустило.
и опустело
там, где она стояла.
где с утра моросило —
две сухие заплаты
на одеяле площадки,
да солнечные парады
по блестящей брусчатке.
Верещагин
Верещагин насвистывает романс
и заводит баркас.
— Подожди, — говорит, —
Харон Иваныч, сейчас подойдем поближе.
еще проставишься Паше.
нефть горит.
Верещагин еще успевает услышать жену,
которая, взвыв,
оседает на берег, но непосредственно взрыв
Верещагин уже не слышит.
Федор что-то кричит и машет,
но уже не ему.
И Верещагин чувствует неизъяснимую ничем не разбавленную
абсолютную тишину
и видит одну
душу.
затем еще одну.
вот уже две души отбиваются от душ басмачей на барже…
но бывает — все, баста, остался только один патрон —
доносится плеск из тумана: Верещагин..
пересевший в баркас Харон..
и Гюльчатай с Петрухой плачут, обнявшись:
— НАШИ!
* * *
толкает тележку и повторяет в трубку: мука, сметана…
а потом, ни с того, ни с сего, называет ее Светлана,
хотя она Катерина.
осекается,
начинает ее переспрашивать:
— Какещеповторипожайлустаназывается?
(вот откуда эта Светлана взялась, скажи..)
а она стоит, невидима, улыбается.
вытирает ножи.
Ливень в Подмосковье
влажность.
пар изо рта.
широта. долгота
прорези там, где тонко.
дождевого потока.
— сюда! —
зазывают: волшебник зонтá,
виртуоз целлофана,
держатель колонны.
мысль уже добежала до «поцеловала»,
но глух капюшон.
частник резво ушел
в направленье Коломны.
вода
пенится возле дамбы,
словно кружево дамы
изо льда.
27 
