ISSN 1818-7447

об авторе

Виталий Шатовкин родился в 1982 году в городе Большой Камень Приморского края. Окончил Новосибирский государственный педагогический университет, затем учился на международном факультете Южно-Уральского государственного университета, жил также в Санкт-Петербурге, Москве, Владивостоке, Екатеринбурге, работал вожатым, педагогом-организатором, лаборантом, художником-оформителем, методистом, продавцом, клоуном и т.д. В настоящее время живёт в Новосибирске. Публиковался в различных региональных изданиях.

Само предлежащее

Александр Беляков ; Дмитрий Замятин ; Александр Уланов ; Виталий Шатовкин ; Максим Дрёмов ; Илья Эш ; Роман Бескровный ; Дарья Суховей ; Юрий Соломко ; Дмитрий Смагин ; Владимир Лукичёв ; Арсений Былинкин ; Юрий Солодов ; Ильдар Насибуллин ; Наталья Бельченко ; Ленни Ли Герке ; Полина Копылова ; Дмитрий Гаричев

Виталий Шатовкин

О2

                  Они рыли и рыли. На это шёл

                  их день, их ночь. И они не славили Бога…

                          Пауль Целан

                          Перевод Ольги Седаковой

[Агония]

I.

Я как Ме́мель нем, по ночам ни сплю и ни ем, и халвою

берёзовой — воздухом смежным рот мой забит под

завязку и кислород, сквозь чумную воронью

маску, от шинельки к шинельке течёт.

II.

Я паук, я влачу за собой паутину — пуповины младенцев

сплетутся в военный парад — вот машинка тебе, вот

кораблик, а вот гильотина — над которой — то

шарик взлетит — то фугасный снаряд.

III.

Где-то в сквере укромный молебен и сгорбленный дым.

Виноградники — сироты алые с грустью во взгляде,

под колёса кидаются, льют мимо рта керосин,

васильки-однолетки в казённой ограде.

IV.

Уходить наобум по колено в пыли и тоске: не серчай на

руины, их тяжесть — сгоревшая Шипка и посадским

платком застелить все следы на песке — кроме

тех, где молчанием разомкнута скрипка.

V.

За болотом болото и Винница стонет в исподнем белье,

бабы пачкают лопнувшей сажей белёсые губы — а

конёк-горбунок, на своём закадычном горбе,

динамитную шашку суёт в полушубок.

VI.

Воздух, взятый взаймы, — разукрашенный ёлочный шар,

перекатится с ветки на землю ребячьим затылком,

оловянным — на ощупь — случится Никитский

бульвар — рыбной костью, развилкой.

VII.

А дальше кровь, и наперегонки взъерошенный снежок

одутловатый, парное молоко придёт на ум и страх,

и изувеченная хата: Волоколамск, меняй свои

рубли и ими укрывай глаза солдатам.

[Русские шашки]

I.

Разложен спящий танк, как пасьянс, он лязгнет и уснёт,

свернувшись ромбом — улиткой — заползающей в

ковчег, и будет равен крымским катакомбам,

вращающим насильно скользкий снег.

II.

Пиковый туз мелькнёт на фюзеляже, за ним ещё один

и двойка треф, упасть к землице вопреки всему —

воронку из себя не вынимая, и видеть — как

взъерошенная стая — глотает хохлому.

III.

И не случится ближе этих мест, где каждый вдох тобою

был ведо́мый, и девочка с бинтом наперевес — как

будто медоносная пчела — всё церемонится

христовым насекомым, и пьёт до дна.

IV.

Немое принесут веретено — крутись, крутись немецкая

плутовка — ты ниточка, а может быть, игла, волчок и

старый ярмарочный пони — тебя, как слоника

буфетного, уронят — оставив без седла.

V.

Так боязно, и лишь под утро лечь — гул в небе отличать

от насекомых, под ноги бросится расколотая Керчь:

орешек-Менелай, плывущий вспять, и часовой,

как будто сом придонный, начнёт сиять.

VI.

Придёт письмо, а в нём вильнёт река, игрушечная фрау

с Кёнигштрассе — Ich warte, Ich warte — замельтешит

она и птичья злость, как безымянный трассер —

прозревший Кай в груди с кусочком льда.

VII.

Не перепрячешь кирзовых сапог — в них что ни день, то

ягодная мякоть, кукушкин башмачок цветок совьёт

на босу ногу, чтобы не упасть, и будет щекотать

губами слякоть, густую абрикосовую вязь.

VIII.

Чуть шаг назад, так выстрел и темно, пойти на абордаж

и заблудиться — воробушек несёт во рту гнездо, но

держится в компании поодаль: не повториться

мне б, не повториться — не кануть в воду.

IX.

Не переплюнуть мне чужую боль. И боль свою — чужой

не переплюнуть: отрез от марли, ангелок мучной на

вязкую ладонь звезду уронит и голову положит

на плечо — и ноготком заёрзает в фестоне.

X.

Где тень солдата с каждым днём светлей — там красная

распахнута рубаха — обочины, как будто ход конём —

в тебя произрастают тихим прахом: брусникою,

упавшей навзничь, и узкоротым соловьём.

XI.

Дремучая, холодная вода — ни дать, ни взять в друзья к

себе живого — ты Волга, ты змеиная слюда, кладёшь,

как бритву, под язык кольцо и в парике стыда

порохового у берега купаешь мертвецов.

XII.

Захлопни ставни и перегляди — воловий голод — сплюнь

печаль и вспомни, две родинки бегущие к затылку, —

слепое натяжение между звёзд: я лягу, засыпая,

на носилки и небо поцелую в полный рост.

[Фотосинтез]

I.

Внутри соломинки колышется тропа — кряж комариный

не подточит носа — мышь пробежит и разомкнутся

щели — напёрсточник в кармане Барбароссы —

с величину фельдмаршальской шинели.

II.

У них осанка — высохший фонтан — и лето, и поволжская

продольность: щеку подставил бы, на ней не вылез

б флюс — твой сон разбился эхом колокольным,

и стал приученный как Фридрих Па́улюс.

III.

Кто нам сказал, что это зло — всех злей, где в солнечном

сплетенье есть пружина — входная дверца в тишину

любви — войдёшь в неё, а там лежат мужчины

и солнце цедят сквозь солдатские ремни.

IV.

Я мог держать полмира в рукаве — коробочку пустую из-

под спичек — в ней — сонный шмель, печная злость и

сера и бескорыстный Бог на четверых: Он тянет

дым из венских табакерок, крестя живых.

V.

А брянский лес: то вздрогнет, то взойдёт, то глушь свою

возобновит летягой — силок и псарня наперегонки к

тебе прижмутся раз и навсегда, мотоциклетной

обнимая крагой и в небо отпуская поезда.

VI.

Как змей воздушный над передовой, кружит вальсок и

тут же замирает, гармошка духарится вкривь и вкось:

цветная лента в волосах невестки — её ребро — с

твоим ребром срослось — куском железки.

VII.

Сплошная цепь мурашек по спине — созвездий дрейф и

панцирная сетка — ни выпрыгнуть — ни провалиться

вглубь: ползут сквозь пашню чёрствые наседки

и бронзовеющим пшеном плюются в грудь.

VIII.

Картонный домик — резвый шапито, на крыше башенка

в бурлящем югендстиле — ладонь, воздетая вперёд —

пробоина от солнечного света — на стол ложатся

кости-домино, похожие на вывихи скелета.

IX.

Ты ж заколдуй меня, ты ж заколдуй: родная мамка, дай

мне надышаться, пусть розовый закат повременит —

о том, о сём подумает вслепую и рясу впопыхах

позолотит и родничок трёхкратно поцелует.

X.

Здесь каждый день готов живой водой в тебе разбиться

и обезоружить уставшую надорванную кровь и вещ-

мешок, и злаки-колоски, и в колыбельной песне

обнаружить, как воздух огибают светлячки.

XI.

Кипящий снег и дюжее лицо, беззвучный гипс, упавший

фотоснимок — один из двух в созвездье Близнецов в

том был неправ, что видел наперёд — как из-под

ног вздымается суглинок — и смерть крадёт.

XII.

Худая бабочка от скуки мельтешит и зарится тайком на

униформу — зернится грязный ватник на спине — горб

накладной, гудящий муравейник, и леденит беда

слюну в Днепре, латая разобщённые колени.

[Выдох]

I.

Не выстрадать, но выйти из реки, почти сухим, и стать на

год короче — Венере яблочко в руках не удержать, не

угодить куницей врассыпную, впотьмах отыщешь

впадину ушную и будешь полоумно целовать.

II.

Спадёт колечко, кончится игра, и яхонтовый город сдаст

колоду. Его золотоносная игла: ресница и двуручное

крыло, и мальчик, волокущий школьный глобус с

пробитым темечком, в котором слышно дно.

III.

Споткнётся крик в надежде превзойти чужую жизнь как

выкройку тирана — блеск рейнских статуй так похож

на блеск баллист: ты носишь стрелку на чулке, как

будто рану, вокруг которой воздух кровянист.

IV.

И жар стальных колёс взметнётся птицей — и вереницей

наползёт восток, голодная медведица встаёт и лап в

пылу своих не замечает — то розы в палисадниках

крадёт — то орденами Старый Свет встречает.

V.

Чумазые, подёрнутые мхом — во рту на гландах меркнет

позолота — церковных луковок сусальное кряхтение,

и их невосполнимая хандра — сливовой пастилой

зевнёт пехота и губы холодит тройным /Ура!/.

VI.

Идти плечом к плечу вразрез с весной, кузнечные тиски,

а в них покорность — приклад — разношенная мышца

и плотва: в нём ширится земля, в нём ждёт разбег

валторна, чтобы начать стремглав салютовать.

VII.

Счёт два — один не в пользу Deutsche Jungs — из пункта А в

пункт Б ватагу новобранцев лихо гонят — Нормандия —

заядлая китовая приманка — над лбом её бегонии

цветут и выправкой трепещут лейтенантской.

VIII.

Ты — стол в гостиной, где переполох обыденное дело для

затравки, — блеснёт нам брюхом стайка серебра — упав

внахлёст разрозненною глыбой — немой Офелией,

не знающей родства на месте локтевого сгиба.

IX.

Вся темень здешних шахт вошла в кулак и каждой сопкой

выперлась наружу — шкатулка с музыкой и ригельным

замком — венозной ленточкой Дунай, сорвёт с себя

корсет жемчужный и затаится рыбьим языком.

X.

Взять встречный след, им выйти наугад — пока нерусская

гурьба не шевельнётся, — бульдог-фельдфебель — глаз

да глаз за ним: он — как висячий дым, как этажерка

солнца, как сшитый на заказ библейский нимб.

XI.

По щёчке полоснёт ночной снежок — он эту финку долго в

платье прятал — парик в незамерзающем пруду, похож

на бородинский хлебный мякиш — кто выдохнет, кто

выгадает мзду, кто память отличит от железяки.

XII.

Здесь женщина одна и смерть одна — они друг друга жар

напёрстком ловят — в колючей проволоке нескромный

завиток, игольчатый живот чертополоха, подмятый

долговязый лепесток и эхо укороченного вдоха.

[Воздухоплаватели]

I.

Лети, лети, мой беглый мотылёк — мой накрахмаленный,

впустую, прыткий волос — чтобы воздушным поцелуем

дважды стать, не выходя за комнатную дверь — там

набекрень с лица сползает сталь и вьётся зверь.

II.

В карманный календарик заперт лев, где оба умещаются

в соринку — бессмертие и цирковая старость, как бы её

в душе перебороть — таскать каштаны прямо из огня

и за собой вести ручных гусаров, и кровь ронять.

III.

Взаймы не выдать смертный приговор, смех ласточкин к

замужеству двоится, в её крестце разобранный костёл,

обветренный с исподней стороны — он так похож на

россыпь чечевицы или на плач утерянной жены.

IV.

Прикинешься изношенным едва, к твоей лодыжке тут же

вяжут лейбу — промешкается встречная вода — карман

Петра, где дремлет ключ от сада — заёрзает резной

булавкой Эльба, как сводница и певчая цикада.

V.

По памяти всех слов не сосчитать, одно повиснет в горле

сиротливо — не выйдет от себя его отнять — желанный

первенец и медная порода — когда Рейхстаг кивнёт

неприхотливо, какая разница, какое время года.

VI.

Две небольшие язвочки саднят — перемежаясь цепкими

краями на козелке рубиновой звезды, воспоминаний

кряж навряд ли соскользнёт: он чёрными ветвится

соболями, и смежный воздух складывает в рот.