* * *
Над кратером вулкана ходит ветер,
но он огня не разожжет.
Там езеро и город под водой:
дома, захороненья, вазы.
Ячмень, оставленный тысячелетия назад,
пророс русалками с отечными глазами,
что стали женами ворчливым рыбакам.
Со щукой да лещом, ужом связав добычу,
в сетях, дыша, поблескивает снедь.
Она еще живет и лодку вкрень набычит,
пред тем как умереть.
Агонизирует и в астме глаз закатит,
сетчатку укрывая пеленой,
с решеткой невода и бледным солнцем, татью
крадущимся над нами,
надо мной.
* * *
У обруча потухшего вулкана,
Заполненного озером, все спят.
И лебеди, и селезни, и утки.
Сгруппировались, приобнявшись, чайки,
И муравей заснул между страниц
Случайной книги: милый стал читать,
Чтоб жизнью сна забыться поскорее.
Январь — начало нового. Открой
Все двери Янусу, бесстрашная хозяйка.
За ними, видишь, — тьма, холмистый лес,
Поля, засаженные репой и ботвой.
Протопчет еж, скользнет лиса, проскачет зайка.
Но нынче звери спят, лишь ты как часовой,
Туда сюда, шалава, ванька-встанька.
Таращится циклоп камина, чуть дрожит,
Полураздета, жертвенная ёлка.
Но даже если чье-то сердце в дрёме ёкнет,
Он не пробудится под треск еловых жил.
Январь. Храпит твой муж.
И твой жених, еще неведомый, храпит.
Ты пригорюнилась, в зрачках погасший вид.
Ну да, на этот раз все будет, как и прежде:
Вулкан не загорится, нет надежды.
Поди ж и ты, сомкни скорее вежды,
Бессоный женщина-пиит.
33 
