ISSN 1818-7447

об авторе

Георгий Геннис родился в 1954 году. Воспитанник и друг скульптора и поэта Вадима Сидура. В 1976 г. окончил Московский государственный педагогический институт иностранных языков им. М. Тореза. Работал редактором на телевидении и в книжном бизнесе, переводил с французского (в том числе документальные романы А.Перрюшо о Жорже Сёра и Анри Руссо). Публикации в журналах «Арион», «Футурум Арт», «Воздух» и др., первая книга стихов вышла в 1996 году. Живет в Москве.

Новая карта русской литературы

Само предлежащее

Галина Рымбу ; Анна Румянцева ; Фёдор Сваровский ; Георгий Геннис ; Светлана Копылова ; Валерий Леденёв ; Полина Андрукович ; Дарья Суховей ; Александр Иличевский ; Юрий Солодов ; Ольга Брагина ; Ирина Котова ; Михаил Немцев ; Михаил Ягнаков ; Владимир Коркунов ; Марина Бувайло ; Юрий Гудумак ; Кирилл Новиков ; Алексей Александров ; Демьян Кудрявцев

Георгий Геннис

Пиццы с кровью и грохотом

* * *

когда мы подошли к турникетам

я обернулся

и увидел отставших родителей

 

у отца развязались шнурки

он не мог наклониться и досадовал на себя

мама спешно присела рядом

и потянулась к его ногам

 

они всё равно не успеют

решил я и двинулся дальше

 

впереди у стеклянных дверей

стояла женщина

она держала в руках табличку

и там были несколько слов

 

издалека я не разглядел 

но подумал что речь идёт обо мне —

так пристально она посмотрела

 

я нащупал в кармане опавший

шершавый листок

и всунул в щель

пропускающего всех

отсюда туда устройства

 

платформы

— это было видно сквозь двери —

обдавало всплесками колыханий

отяжелевшего в тесных ваннах

зеленоватого моря

предстоящих путей

 

по радио громко

посылая эхо дробиться о своды

объявляли ближайшие рейсы

 

женщина взяла меня под руку

скинув табличку в урну

 

из флакончика она распылила

прямо перед моим лицом

какой-то знакомый запах

 

я вдохнул простейшие

от гуляний рождённые

как летучие семена

крупинки стихов 

 

ей наверно хотелось

в памяти у меня

вырастить общее прошлое

Втулка

я достал из кармана несколько почтовых марок

и провёл по ним

с обратной стороны языком

чтобы наклеить их на грудь лежащей голой девушки

 

её звали Втулка

я должен был отправить посылку на Кармозиевы острова

о чём просила её сестра Ступица

 

Втулку завернули в прозрачную плёнку

и положили в длинную картонную коробку

весила она 65 килограмм

так что пришлось доплачивать

 

я наклонился к коробке

и специальным тонким лезвием

вырезал прорези для глаз

носа и рта

 

Втулка улыбнулась

капельки пота или может быть слёз

поблёскивали у неё на щеках

 

служители почты накрыли коробку крышкой

проделав заранее дырочки для воздуха

и отнесли посылку в соседнюю комнату

 

в отделении пахло клеем

и пылью до востребования

 

лезвием я проткнул себе большой палец

и расписался на бланке кровью

 

женщина удостоверившая отправление одного лица

попросила меня испачкать ей шею

саднящим пальцем

Узник

«тебе этого не проглотить»

возразил кроткер борху

державшему в руках моток

колючей проволоки

он стоял и распутывал сплетения

раня себе пальцы

 

первый виток вошёл в полость раскрытого рта легко

но потом прохождение колючек замедлилось

и это заставило борха выпучивать глаза им в помощь

и прерывисто шелестеть дыханием

 

кроткер заботливо обтирал борха платком

удаляя капли пота и брызги крови

с его щёк

 

«восхитительно»

воскликнул кроткер через полчаса

когда друг сидел уже на скамейке запрокинув голову

и его губы были разодраны последним завитком 

ещё пытавшимся влезть

в глубину борха

 

из шеи

из груди

из-под рёбер

пронзив одежду

тут и там вырывались наружу тёмные клювы и когти

а кожа борха приобретала благородный оттенок

тронутой временем бронзы

 

наконец и хвост исчез у него в горле

 

«я теперь твёрд и неумолим»

прошептал борх

«я — птичье гнездо

несгибаемый вестник потомства»

 

кроткер услышал

как в борхе скрипит

уплотнённая узами

мякоть чувств

* * *

шею вывихнул

когда с платформы высматривал ночью

очи в туннеле —

 

они пронеслись на рассвете

обдав меня искрами

 

потом

мы с нею лежали

обнимали друг друга

восходили к рассудку

горящих на солнце вершин

 

а горы были всё там же

на юге

где у моря держава искала

забытую власть величин

* * *

Его подняли со дна —

Камень кем-то скинутый в реку

В прошлом столетии

 

Трое ныряльщиков ныряли за ним

На стремнине

И выскакивали из воды по пояс

В испуге

Не успеть захватить воздух

 

Его достали с десятой попытки

Перевалили через борт лодки

И сами в неё перекинулись

Обессиленным телом

 

Когда они подплывали к берегу

Камень раскололся с треском грома

И выпустил из себя другой камень

Поменьше и порозовее

 

«Умер но родил жизнь»

Сказали ныряльщики

 

Они причалили

Вытащили малыша

А того оставили в лодке

Поскольку это была уже одна опадающая оболочка

Утратившая свойства твердыни

 

Ныряльщики прилегли

Глядели как новенький возится в песке

И сразу не поняли

Что сердца у них остановились

Как часы

Отдавшие долг времени

 

Мысли о будущем

О Кровинушке Камне

Спустились к ним в грудь

И стало легче дышать

* * *

«не ходи туда не ходи»

шептали мне из-за шторы

 

я тыкал в неё тут и там

прощупывал пальцами

но ткань поддавалась легко

проминалась

и тут же восстанавливала ровность поверхности

отрицая чьё-либо присутствие

 

тогда я отдёрнул штору —

в цветочном горшке на подоконнике

как росток торчало поблёскивая

лезвие ножа

на его острие

из зёрнышка мочки

распустилось ухо

 

«конечно не пойду

зачем это мне» сказал я наклоняясь

и выхватил губами из ушной раковины

серебристую горошину

она щёлкнула на зубах и растворилась

приятным мятным вкусом

 

за окном пролетели птицы

и я увидел повисшую в воздухе

нежданную первую строчку

Детали (пьеса № 03)

на поле тут и там возвышаются столбы

издали похожие на вбитые в землю гвозди

рядом лежит сброшенный купол разрушенной церкви

обитаемый птицами

 

свисток электрички которая отходит от станции

 

«когда-нибудь мы привыкнем жить»

говорит клюфф раздеваясь

 

кроткер вынимает из дорожной сумки небольшие груди

осматривает их

сдувает с них пенопластовую крошку от упаковки

и протягивает клюфф

 

они вставляются легко

чуть скрипнув при доводке

 

кроткер возобновляет поиски чего-то ещё

совершенно необходимого

 

клюфф ложится в заросшую высокой травой ложбинку

и в её прищуренных глазах поблёскивает небо

 

«а это? как его?» спрашивает кроткер

«не волнуйся

уже установлена»

 

в подземных норах копошатся животные

они ссорятся и похрюкивают

видимо занятые дележом добычи

 

наконец кроткер достаёт

из перерытой вдоль и поперёк сумки 

бумажку инструкции

и начинает читать

«перед употреблением…»

 

«брось

и так всё понятно

иди уж скорей»

 

вертолёт грохочет над ними

что-то распыляет

потом ложится на обратный курс

оставляя после себя запах разогретой пластмассы

 

почва вздыбливается

будто вспаханная плугом

и показываются острые верхушки быстро растущих столбов

— они окружают клюфф со всех сторон —

кроткер бросается в ложбинку

стараясь успеть пока не сомкнулось кольцо

поднимающегося частокола

 

«уютненько

только без крыши над головой»

говорит клюфф

 

он обнимает её под шорох встающих вокруг стен

 

«ничего не помню

что там было написано»

тревожно шепчет кроткер

 

«а я помню» также шёпотом отвечает она

«рекомендуется не лимитировать

чувственную имплементацию 

установленных эрокомпонентов«

 

притёршись к плоти клюфф

детали начинают постанывать

переживая первое наслаждение

* * *

будущее наступает

из сверкающих в телевизоре преходящих даров

мне дают выбрать лишь пользу розги

 

её тело померкло

нагота позеленевшего камня скульптур

не вернётся в летний сад прошлого

всё унесли

как в ковры завернули

в углы улиц

 

здесь ещё умещаются

голые наши ступни

они теснят друг друга и давят

всё глубже зарываются в почву

чтобы там пальцами осмотреть

облетевший с деревьев шёпот

* * *

над вазой

уж каменеют розы

 

их поставили благоухать

на славу нам

и выстоять

до срока ломкой хрупкости

 

непроизвольно

желчь изнутри их очернит ¬-

и сумрак листьев

и черствеющие стебли

 

они падут

на стол обрушивая подвиг

* * *

травы

как змеи по полю вьются

уползают вдаль от войны

 

деревья

шатко переставляют корни

убредают вдаль от войны

 

звери

кто рыча кто повизгивая

убегают вдаль от войны

 

птицы

разбрасывая перья и крики

улетают вдаль от войны

 

люди

ртами творя молчащее облако

из холода ранней осени

колышутся

маршируют на месте

* * *

мокрый снег декабря

облеплены кроны Тверского бульвара

рядом бредёт старичок

с котомкой через плечо

декламирует будто рэпер

«банкиры жулики воры

сутяги бомжи казнокрады

уроды гадёныши суки

сколько б работы у Сталина было 

дорогого Иосифа нашего»

 

в прошлом веке

меня здесь возили зимою в санях

а летом в открытой карете

помню

кто-то натягивал шапочку

с круглого лба на мягкое темя

потуже тесёмки завязывал

под моим подбородком

 

здание ТАСС обвивает змея́

её красноватое голое тело

гонит вперёд судорогу новостей 

«скоростной поезд сошёл…

убили… арестовали…

Россию опять…»

 

прихорашивают бульвар к новому году

рабочие не спеша ворочают

поздравления на панелях

собирают домики к скоротечному пылу

объятий и хохота

 

иду сквозь арки

продёрнутые мхами хвои

все в шарах и лампочках —

крытая галерея прерывает поток осадков

 

Париж не Париж ¬- пожалуй краше

и круче

 

на центральной аллее

тут и там покоятся панцири

— чёрные мерседесы смотрителей —

как они очутились здесь

в толк не возьму

воображаю

что спустились с небес

аварийно мигая огнями 

озаряя округу воем и зарядами синей метели

 

вот один из них облачённый в костюм

прохладившись напитком в киоске

вглядывается в очертания

возводимого праздника

и что-то велит работягам поодаль

его раздражение брызгает

в серебристый смартфон

 

где теперь жильцы великих пространств

окостенели однажды на дорожках бульвара

рассыпались

их давно подмели туманы

 

кора деревьев набухла

шёпот струится сверху

вместе со снежным дождём

 

мама и папа ищут

потеряли что-то ¬- шарфик или перчатки

он берёт её под руку

успокаивает:  ерунда какая

 

ещё один в зимней куртке

протирает платком влажную грань мерседеса

осторожно и чутко

как бриллиант в оправе Москвы

 

думаю: если не дай бог

если вдруг

ведь никто ничего

никому 

 

лишь разнесут по семи холмам

пиццы с кровью и грохотом