*
в глиняную мечеть
ходят женщины
из непрозрачного стекла
оставляя мужчин горных пород
в пуговичном паломничестве взгляда
имам ежедневно выдувает намазы
а после сезона дождей
смешивает грехи и могильные муки
с ветками плачущего дерева
и чинит размытые стены
…однажды обожженный ребёнок
выбежит на пляж и
случайно наступит на купол храма
выбив изо рта бога горлышко минарета
песочница
манэ и гоген вошли в пустыню по рамы картин
сакральные тексты заносит песок
доисторические артефакты
ростками оазисов пробили бархан
30 лет в море солнца под открытым небом
турист в обезличенном музее миражей
лувре однородных шедевров
*
воды у алтаря шторма
отошли брусьями рыбацких лодок
шов между морем и океаном
больше не разойдётся
это ты целуешь
запуская в мой рот своих рыб
это я влажными ладонями
глажу спины пловцов
увлекая на дно
тысячи брызг
разлетаются во время наших ссор
и любовных игр
маяк боясь оступиться
стряхивает водоросли наших мальков с тела
зимний крик лазоревой птицы
1.
пропал над ла-маншем
крик
обледенелый мост звука
раскрыл одномоторные крылья
к северу от гернси
и заглох
набрав полный фюзеляж воды
2.
полтора часа без новостей
делают человека трупом
братишки я раздавленное водой тело
вылет из пролива в нант
не отменит трансфер
тело преданное земле лауры
выносят на поклон
самолёт кажется вот-вот развалится
боже как же страшно
3.
4 февраля, 18:15
ночной кошмар проникает в кровь отца
артерии на дне пролива
прорваны
тромбом льда
5 февраля, 11:57
крылья внутри
бьются о железный пищевод
на дне пролива
непереваренная жизнь
застывает во вспоротом желудке
проглотившей её птицы
6 февраля, 15:28
пёс перед стеклянной дверью
смотрит в лазурь
в небе вспыхивают и гаснут
борта надежд
сестра лазоревой птицы
чувствует искорёженный обломок
застрявший в горле
7 февраля, 3:37
тело из самолёта
на котором летел эмилиано сала
извлечено из воды
*
камень-на-вырост
проросло дерево в центре площади
свинцовые яблоки падают на головы людей
человек из стихотворения мандельштама
выжимает артерию напильником по гусиной шее
кажется эта власть никогда не закончится
с утра до ночи идёт за окном
вертикальный товарный поезд воды
кончающий на мои стёкла
…вернувшись с работы
ты даёшь мне камень-на-вырост
с дырой посередине сердца
через которую набравшись смелости
мы будем передавать записки друг другу
два неотправленных письма
*
город приходит в твою жизнь сам собой — не ты выходишь из автобуса, он открывает перед тобой дверь и знакомит со своими обитателями. (даже если это кукольный домик и они — куклы.)
великая любовь — по Гинзбург — опрокинутое равновесие; да нет же — любая, когда сорвавшиеся с карандаша слова обращаются в твой образ, и в каждом тексте проскальзывает твоя тень — неважно, пишущемся или читаемом. даже так: любовь — это низкая болезнь (когда теряешь равновесие), которую искусство может сделать высокой (и тогда ты обретаешь потусторонность). (даже если ты игрушка.)
чёрные силуэты из чёрной бумаги, вырвавшиеся у сильвии плат, — это мы тем вечером, когда подёргивание за ниточки открывало рты «- * * * * * *» «- * * * * * *». и слеп я не от свечения русалочьих голов — из баржи, гружённой волшебным песком уже зазвучавших слов; от непривычного ощущения близости, дрожи в голосе (интересно, сыпался ли песок сквозь щели тряпичных губ?), растений, оплетших дома поверх окон, и не дающих жильцам разойтись; блеске твоих одновременно детских и мучительно взрослых глаз… это всё волнует меня до слёз, и нашествие темноты только сильнее привязывает к этому месту, с которым… <тут занавес опустился, и последняя фраза прозвучала уже за кулисами, как будто она имела значение!>
…и уже наутро, когда ветер превратился в чайку, с крыльев слетела ностальгия по неизвестному, чтобы остаться на том месте, где накануне стоял кукольный домик. ведь память — это музейные фотографии, на которых выцветают тайны и блекнет самое важное
*
…и вот тогда ты замолкаешь — и твои слова бьются в тишине, не находя ушей, которые должны были стать их домом.
в моих руках глина, которая могла — покраснев — взлететь. так неживое (ведь и буквы изначально не живы, и даже слова — только в интонации говорящего или слышащего; а взаимность они обретают, когда их тела — состоящие из тона, тембра и пауз, — касаются друг друга, но сейчас о другом), — так вот, именно тогда неживое трепещет в руке. или в ухе, которого голос уже не может достичь. и глина трескается, застыв в смятении и смятости.
…и вот тогда слова погибают. они ещё звенят в тебе, но ты их убиваешь, как насекомое. пересчитывая трупики, лежащие на ладони стола, не досчитываясь самых важных. их забрал оказавшийся рядом *, и я молчу, не умея разговорить чужие слова.
…и тогда ты начинаешь прятать их от себя — в надежде забыть, и, наконец, забываешь. странно, но в такие моменты ты чувствуешь, как становится меньше тебя.
*
здесь не идёт снег
…
и ты сидишь напротив
маленький ван геннеп
…
ищешь обряд перехода
от твоей стороны стола до её
от твоего языка
до её языков
хотя бы до одного
48 
